— Нет причин ждать. — Его руки залезли в ее трусики, он всей тяжестью своего тела навалился на нее, пока стаскивал их. Она чувствовала, как ходят его мускулы, когда он скидывал с себя брюки.
— Мне это не нравится! — закричала она.
— Дай мне минутку, и тебе все понравится.
Он пустил в ход секс, чтобы избежать разговора с ней, и она возненавидела его за это.
— Я сказала, что мне это не нравится! Слезь с меня.
— Хорошо. — Улыбнувшись, Бобби Том перекатился на спину, и она оказалась сверху, но при этом он так крепко стискивал ее ягодицы и так сильно прижимал их к своим чреслам, что она не чувствовала себя свободнее.
— Нет!
— Решайся! — Он еще раз перевернул Грейси и вновь навалился на нее.
— Прекрати!
— Ты совсем не хочешь, чтобы я прекратил, и сама знаешь об этом. — Его широкая грудь вдавила Грейси в матрац, он ухватил ее за коленки и развел их в стороны. Ощутив, что сильные горячие руки начинают бесцеремонно пальпировать ее, она сжала кулак и ударила его по затылку так сильно, как только смогла.
— О-у! — Бобби Том вскрикнул от боли и скатился с нее, потирая больное место. — Зачем ты это сделала? — возмущенно закричал он.
— Ты дурак! — Она накинулась на него, задыхаясь от ярости. Он лежал пластом, а она молотила кулачками по всему, до чего могла дотянуться. Он вскидывал руки, чтобы защититься от града сыплющихся на него ударов, порой вскрикивая от боли, но не делал попыток обуздать ее.
— Прекрати! Мне больно, проклятие! О-ох! Что это с тобой?!
— Плевала я на тебя! — Ребра ее ладоней заныли.
Она в последний раз стукнула его и откинулась на пятки. Грудь Грейси тяжело вздымалась, когда она застегивала блузку. Его агрессия не была продиктована желанием, он хотел силой сломить ее волю, и это соображение вызвало в ней прилив отвращения, смешанного с брезгливостью.
Он убрал ладони с паха и осторожно посмотрел на нее.
Она встала с кровати и, спотыкаясь, нащупала халат, висящий за дверью. Ее руки так сильно болели, что ей было трудно снять его с вешалки.
— Может быть, нам лучше поговорить, Грейси?
— Уходи.
Она услышала скрип матраца и шлепанье босых ног. Не сказав ни слова, он покорно вышел из комнаты. Убаюкивая ноющие руки, она опустилась на кровать, с трудом сдерживая рыдания. Это было похоже на окончательный разрыв, но она никогда не представляла, что их отношения кончатся такой безобразной сценой. Она напряглась, услышав, что он вернулся в комнату.
— Я же сказала тебе — уходи.
Он вложил что-то холодное ей в руки — кубики льда, завернутые в посудное полотенце. Его голос был тихим и слегка сдавленным, как если бы он проталкивал язык через что-то вязкое:
— Это не даст им распухнуть.
Влажный сверток приятно холодил ладони, но она не могла даже заставить себя поблагодарить его. Ее чувство к нему всегда было связано с чем-нибудь добрым и светлым, но сейчас оно угнетало Грейси.
— Пожалуйста, иди.
Он, понурившись, прошептал:
— Я никогда в своей жизни не делал ничего подобного, Грейси. Я виноват. Не знаю, что на меня нашло. — Матрац, скрипнув, прогнулся под тяжестью его тела. — Когда ты сказала, что не поедешь со мной, я почувствовал, что должен переломить в тебе это. Зачем ты ведешь себя так, Грейси? Нам действительно хорошо вместе. Мы друзья. И нет смысла расставаться из-за какой-то дурацкой размолвки.
Грейси в конце концов позволила себе взглянуть на него и была поражена его несчастным видом.
— Это гораздо больше, чем простая размолвка, — прошептала она. — Я больше не могу быть с тобой.
— Конечно, сможешь. Нам будет совсем неплохо в Эль-Эй. А как только съемки картины закончатся, мы отправимся вместе с матушкой в какой-нибудь развеселый круиз.
Она внезапно поняла, что должна быть с ним до конца честной. Иначе все, что произойдет сейчас или потом, утратит всяческий смысл. Усилием воли заставив себя взглянуть ему прямо в глаза, она произнесла самые трудные слова в своей жизни:
— Я люблю тебя, Бобби Том. Я полюбила тебя, как только увидела, с первого взгляда.
Он, кажется, ничуть не удивился ее признанию, и это молчаливое приятие ее слов было хуже всего, что могло бы произойти. Она поняла, что он все это время знал о ее чувстве и, вопреки всем ее фантазиям, совсем не отвечал ей взаимностью.
Он провел большим пальцем по ее щеке:
— Все хорошо, милая. У меня есть опыт в обращении с этим, и мы сможем быстро во всем разобраться.
Она сухо спросила:
— Опыт в обращении с чем?
— С этим.
— С женщинами, признающимися тебе в любви?
— Черт побери, Грейси, любовь только один из аспектов жизни. Она совсем не помешает нам оставаться друзьями. Мы ведь друзья, не так ли? Ты, может быть, самый лучший друг из всех, что у меня были. — Он забивал в нее раскаленные гвозди и даже не понимал этого. — Видишь ли, Грейси, сейчас не нужно ничего портить. Опыт показывает, что вежливое, ровное общение всегда приносит свои плоды. Нет никакой надобности в разного рода драматических сценах и взвинченном поведении. Люди всегда могут оставаться друзьями.
Кубики тающего льда посыпались из ее рук.
— Значит, все не удостоившиеся твоей любви женщины до сих пор ходят в твоих друзьях?
— Почти все. И я хочу, чтобы у нас с тобой было так же. Нам просто нужно перестать говорить об этом. Мы будем жить так же, как жили, и все решится само собой. Ты увидишь.
Всепоглощающее чувство, переполнявшее измученное сердце Грейси, для него значило не больше, чем маленькая загвоздка в приятном общении, и это служило неоспоримым доказательством того, как мало места она занимает в его жизни. Грейси была оскорблена и унижена.